Михаил Михайлович Щербатов (22 июля 1733 год — 12 декабря 1790 год) — видный государственный деятель, историк, публицист и философ. Он принадлежал к числу наиболее заметных и колоритных фигур в лагере русских консерваторов второй половины восемнадцатого века. Убежденный защитник крупной земельной собственности, апологет крепостного права, он даже идеал просвещенной монархии почитал за «вольномыслие», желая ограничить самодержавие властью аристократического дворянства. Щербатов оставил заметный след в русской культуре как историк: все мысли и чаяния его были обращены к прошлому, в допетровскую Русь, когда, по его мнению, сословные барьеры четко разделяли смерда и господина, худородного и боярина. В этом плане, он был тем мыслителем, который сочетал свой консерватизм (особенно характерный для него в поздний период его жизни) с принадлежностью к масонству (в большей степени ранний период жизни) с определённой оппозиционностью к самодержавию.

Князь Щербатов  — один из замечательных людей екатерининской эпохи — получил хорошее домашнее образование, знал историю, философию, литературу, медицину; собрал к концу жизни библиотеку, насчитывавшую пятнадцать тысяч томов. Как и все образованные люди того времени, он знал французский язык, но помимо этого, также овладел немецким, итальянским и другими языками.

Будущий сенатор родился в богатой дворянской семье, принадлежавшей древнейшему княжескому роду, который имел в числе своих предков Рюрика. Получив домашнее образование, семнадцати лет от роду Щербатов был записан в лейб-гвардии Семеновский полк, в котором дослужился до капитанского чина. В 1767 году, будучи уже на гражданской службе, как депутат от ярославского дворянства участвовал в работе Уложенной комиссии. Его гневные речи против «либерально» настроенных депутатов, содержащие развернутые аргументы в защиту незыблемости крепостного права, привилегий и прав дворянства, стали широко известны в придворных кругах.

Он высказывался за отмену положения Табели о рангах и за расширение прав российского дворянства. Однако он отнюдь не был чисто «дворянским» идеологом, заботившимся, как склонны были думать некоторые советские исследователи, только о своих «узкосословных» интересах. В отношении приписных крестьян, принадлежащих купцам и работающих у них на фабриках, он полагал необходимым, переписав, оставить на своих местах, но больше покупать не разрешать. Что касается тех крестьян, которые числились при фабриках, то он предлагал сделать их вольными, давая вольность в награду за добрые нравы и за лучшее знание искусства. Щербатов выступал за сохранение крепостного права, мотивируя это тем, что крестьяне, будучи необразованными, не смогут распорядиться предоставленной им свободой. Щербатов полагал, что проблемы, связанные с крепостничеством могут быть решены, но не путем его уничтожения, а благодаря изменению отношения к крестьянам со стороны помещиков.

В том же 1767 году, после официального представления Екатерине II, Щербатов получает доступ в патриаршую и типографическую библиотеки, в которых были собраны списки летописей еще по указу Петра I, имея «высочайшее повеление» написать историю России. Неутомимо работая над многотомной «Историей Российской от древнейших времен», Щербатов сделал шаг вперед по сравнению со своим предшественником – В. Н. Татищевым. Он расширил круг летописных источников и архивных материалов, был более осторожен и корректен в работе с ними. Эта деятельность Щербатова приобрела большую известность. Его «История Российская от древнейших времен» по сей день сохраняет большое значение для истории исторической науки.

С именем князя Щербатова связано становление в России научной, философской и общественной мысли. Будучи человеком, хорошо образованным и весьма активным, он внес вклад в развитие самых разных сторон жизни государства. Поначалу он был знаменит как  историограф. Несколько позже, благодаря публикациям новых документов, Щербатов стал известен исследователям как литератор, философ, экономист и публицист. Между тем для своих современников Михаил Михайлович был, прежде всего, государственным деятелем.

Начав свою служебную карьеру в 1746 году солдатом лейб-гвардии Семеновского полка, Щербатов М.М., как и многие дворяне, состоявшие на военной службе, сразу же после объявления манифеста 1762 года вышел в отставку. Однако, отмена обязательной службы дворян в армии «не освобождала от чувства гражданской ответственности»[1]. У Щербатова это чувство было развито достаточно сильно: уже через некоторое время он вновь идет служить, но не в военную, а в «статскую» службу и остается на ней до конца своей жизни. Причем, надо заметить, всему, чего Щербатов М.М. достиг за двадцать лет службы, он был обязан не каким-либо родственным связям (его отец и старший брат умерли задолго до вступления на престол Екатерины II, а другие близкие родственники не занимали сколько-нибудь влиятельных должностей) или покровительству влиятельных особ, а исключительно своим способностям.

Государственная деятельность играла в жизни Щербатова М.М., как и в жизни большинства представителей высшей знати того времени, важную роль. Часто занимая одновременно две-три должности в различных учреждениях (что было обычной практикой среди государственных деятелей), он тратил на работу большую часть времени и сил, воспринимая ее как долг каждого честного дворянина, свой личный долг, «основную обязанность… перед обществом»[2].

Карьеру государственного деятеля Михаил Михайлович начал одним из пятисот семидесяти двух депутатов Уложенной комиссии, очень скоро обратив на себя внимание императрицы. Щербатов принимал участие в обсуждении практически всех вопросов на заседаниях Большого собрания, а затем стал одним из самых заметных членов Частной комиссии о среднем роде людей. Почти в то же время, в Комиссии о коммерции он занимался вопросами внутренней и внешней торговли, а также созданием учебных заведений для купеческих детей. В 1768 году он получил должность историографа. Назначение герольдмейстером Сената подало повод к написанию им нескольких инструкций по упорядочению деятельности этого учреждения, как в столицах, так и в провинции. Через год, в рамках работы образованного Екатериной Медального комитета, Щербатов написал сорок три исторических комментария к медалям, посвященным различным событиям времен правления Петра I (эти уникальные источники, свидетельствующие об отношении Щербатова историка к преобразованиям начала столетия, практически неизвестны исследователям). Принимая в 1778 г. руководство Камер-коллегией, он, по возможности, привел в порядок ее дела ко времени закрытия этого учреждения. Наконец, будучи сенатором, Михаил Михайлович, совместно с коллегами, инспектировал работу местных учреждений Ярославской, Костромской и Владимирской губерний, преобразованных в результате реформы 1775 года.

Занимая эти должности, он принимал непосредственное участие в разработке, а часто — сам был автором таких важных законопроектов второй половины XVIII в. как «Проект прав для среднего рода людей», «Проект училища для купечества», «Общий Тариф», «Инструкция герольдмейстеру» и других. Опыт, широкие познания и образованность М.М. Щербатова оказались востребованы в самых разных сферах государственного управления.

В его публицистике этого периода обсуждаются вопросы дворянского самоуправления, обосновывается необходимость организации армии по принципу военных поселений. Щербатов пишет первые шесть разделов энциклопедического труда «Статистика в рассуждении России», в котором намечается программа комплексного описания географического положения, экономики, народонаселения, государственного устройства, культуры и внешней политики Российской Империи.

Князь Щербатов был не только государственным мужем, но являлся и историком, философом, литератором, публицистом. Наиболее известными его трудами помимо российской истории были: «О повреждении нравов в России», «Путешествие в землю Офирскую», «О Турецкой войне», «Краткая повесть о бывших в России самозванцах» и другие.

Щербатов М.М. интересовался политическими, философскими, экономическими вопросами. Тайный «охулитель» политики Екатерины II и нравов, царящих при дворе, он умело скрывал свою дворянско-аристократическую оппозиционность и чересчур суровый для того времени нравственный ригоризм.

Общественно-политическая и нравственная позиция Щербатова наиболее полно выражена в его острокритическом сочинении «О повреждении нравов в России». Написанное около 1787 года «втайне» для узкого круга единомышленников и «в назидание потомству», оно было впервые и полностью опубликовано в России лишь в 1896 – 1898 годах. В 1857 г. А. И. Герцен в предисловии к лондонскому изданию памфлета М. М. Щербатова «О повреждении нравов в России» и «Путешествия из Петербурга в Москву» А. Н. Радищева рассматривал их как выразителей двух диаметрально противоположных точек зрения на развитие страны: «Печальные часовые у двух разных дверей, они, как Янус, глядят в противоположные стороны. Щербатов, отворачиваясь от распутного дворца сего времени, смотрит в ту дверь, в которую взошел Петр I, и за нею видит чинную, чванную Русь московскую…»[3].

Определённая ностальгия по прошлому во многом определяла то плохо скрываемое раздражение, с которым Щербатов взирал “окрест себя” на разрушение и гибель прежних ценностей, регламентаций, всего стиля старорусской жизни, стремительно уходящего в прошлое и в период правления Екатерины II. Хотя  Михаил Михайлович стоял  на   реакционных позициях, но проведенный им строгий разбор  дворцового  разврата  был так ярок, что книга «О повреждении нравов в России» выглядела как обвинение не  только  Екатерины II и  ее окружения,  но  и  всего   самодержавно-крепостнического   строя.

В начале своего произведения Щербатов М.М. пишет: «Взирая на нынешнее состояние отечества моего с таковым оком, каковое может иметь человек, воспитанный по строгим древним правилам, у коего страсти уже летами в ослабление пришли, а довольное испытание подало потребное просвещение, дабы судить о вещах, не могу я не удивиться, в коль краткое время повредилиса повсюдно нравы в России. Воистину могу я сказать, что естли, вступя позже других народов в путь просвещения, и нам ничего не оставалось более, как благоразумно последовать стезям прежде просвещенных народов; мы подлинно в людскости и в некоторых других вещах, можно сказать, удивительные имели успехи и исполинскими шагами шествовали к поправлению наших внешностей, но тогда же гораздо с вящей скоростию бежали к повреждению наших нравов и достигли даже до того, что вера и божественный закон в сердцах наших истребились, тайны божественные в презрение впали. Гражданские узаконении презираемы стали»[4].

Щербатов М.М. в своем сочинении хотел показать, что привело к повреждению российских нравственных устоев, раскрыть причины упадка нравственности в нашей стране. Именно в этом он видел цель данной работы: «Толь совершенное истребление всех благих нравов, грозящее падением государству, конечно должно какие основательные причины иметь, которые во первых я подщуса открыть, а потом показать и самую историю, как нравы час от часу повреждались, даже как дошли до настоящей развратности»[5].

Лейтмотивом этого труда является мысль о том, что вступление страны на путь «благодетельного просвещения» и сближения с Западной Европой привело к драматическим коллизиям во всех областях общественной жизни.  Причину “повреждения нравов” Щербатов видит в европеизации России, осуществленной Петром I и последующими правителями: «Петр Великий, подражая чужестранным народам, нетокмо тщился ввести познание наук, искусств и ремесл, военное порядочное устроение, торговлю и приличнейшия узаконения в свое государство, также старался ввести и таковую людцкость, сообщение и великолепие, в коем ему сперва Лефорт натвердил, а потом которое и сам он усмотрел. Среди нужных установленей законодательства, учреждения войск и артиллерии, не меньше он прилегал намерение являющиеся ему грубые древния нравы смягчить. Повелел он бороды брить, отменил старинные русские одеяния и вместо длинных платьев заставил мужчин немецкие кафтаны носить, а женщин вместо телогреи — бостроги, юбки, шлафроки и самары, вместо подколков — фантанжами и корнетами голову украшать. Учредил разные собрания, где женщины, до сего отделенные от сообщения мужчин, вместе с ними при веселиях присутствовали. Приятно было женскому полу, бывшему почти до сего невольницами в домах своих, пользоваться всеми удовольствиями общества, украшать себя одеяниями и уборами, умножающими красоту лица их и оказующими их хороший стан; не малое же им удовольствие учинило, что могли прежде видеть, с кем на век должны совокупиться, и что лица женихов их и мужей уже не покрыты стали колючими бородами. А с другой стороны, приятно было младым и незаматерелым в древних обычаях людям вольное обхождение с женским полом, и что могут наперед видеть и познать своих невест, на которых прежде, поверяя взору родителей их, женивались»[6].

Поэтому, по мнению Щербатова, «исчезла твердость, справедливость, благородство, умеренность, родство, дружба, приятство, привязанность к божию и к гражданскому закону, и любовь к отечеству; а места сии начинали занимать презрение божественных и человеческих должностей, зависть, честолюбие, сребролюбие, пышность, уклонность, раболепность и лесть, чем каждый мнил свое состояние сделать и удовольствовать свои хотении»[7].

Михаил Михайлович писал о том, что помимо несомненных преимуществ, которые получила Россия в результате петровских преобразований, наша страна приобрела и те пороки, которые были свойственны западноевропейской цивилизации: «И тако, хотя Россия чрез труды и попечения сего государя приобрела знаемость в Европе и вес в делах, войски ее стали порядочным образом учрежденны, и флоты Белое и Балтийское море покрыли, коими силами победила давных своих неприятелей и прежних победителей, поляков и шведов, приобрела знатные области и морские пристанищи. Науки и художествы, и ремеслы в ней стали процветать, торговля начала ее обогащать, и преобразовались россиане из бородатых в гладкие, из долгополых в короткополые, стали сообщительное, и позорищи благонравные известны им учинились. Но тогда же искреннея привязанность к вере стала исчезать, таинства стали впадать в презрение, твердость уменьшилась, уступая место нагло стремящейся лести, роскошь и сластолюбие положили основание своей власти, а сим побуждено и корыстолюбие к разрушению законов и ко вреду граждан начало проникать в судебные места»[8]. Хотя Щербатов признает, что России нужно было идти по пути, который уже прошли более просвещенные народы, однако, это следовало делать, по его мнению, более благоразумно и осмотрительно.

Назревшие перемены в русском обществе сопровождались подрывом его религиозно-нравственных устоев. Искоренение суеверия при отсутствии просвещенности в народной массе вызвало, по словам Щербатова, утрату и самой веры: «Похвально есть, что Петр Великий хотел истребить суеверии в законе, ибо в самом деле, не почтение есть богу и закону суеверие, но паче ругание. Ибо приписывать богу неприличные ему деянии, сие есть богохулить. В России бороду образом божиим почитали, и за грех считали ее брить, а чрез сие впадали в ересь антропоморфитов. Чудеса, без нужды учиненные, явленные образы, редко доказанные, повсюду прославляли, привлекали суеверное богомолие и делали доходы развратным священнослужителям. Все сие Петр Великий тщился отвратить; указами повелел брить бороды, а духовным регламентом положил преграду ложным чудесам и явлениям, равно как и неблагопристойным сборам при поставленных на распутиях образах. Зная, что закон божий есть к сохранению рода человеческого, а не ко истреблению его без нужды, благословением от синода и от вселенских патриархов учинил позволенно есть мясо в посты в нужде… Но когда он сие учинил, тогда, когда народ еще был непросвещен, и тако, отнимая суеверии у непросвещенного народа, он самую веру к божественному закону отнимал… Так урезание суеверий и на самые основательные части веры вред произвело, уменьшились суеверия, но уменьшилась и вера. Исчезла рабская боязнь ада, но исчезла и любовь к богу и к святому его закону»[9]. В результате, по мнению князя, нравы, «потеряв сию подпору, в разврат стали приходить»[10].

Стали рушится семья, исчезают понятия долга, чести, нет верности отечеству и государю, утверждается индивидуализм и алчность: «Несть ни почтения от чад к родителям, которые не стыдятся открытно их воли противуборствовать и осмеивать их старого века поступок. Несть ни родительской любви к их исчадию, которые, яко иго с плеч слагая, с радостию отдают воспитывать чуждым детей своих… Несть искренней любви между супругов, которые часто друг другу, хладно терпя взаимственныя прелюбодеяния… Несть родственнические связи, ибо имя родов своих ни за что почитают, но каждый живет для себя. Несть дружбы, ибо каждый жертвует другом для пользы своя; несть верности к государю, ибо главное стремление почта всех обманывать своего государя, дабы от него получать чины и прибыточные награждения; несть любви к отечеству, ибо почти все служат более для пользы своей, нежели для пользы отечества; и наконец несть твердости духу, дабы не токмо истину пред монархом сказать, но ниже временщику в беззаконном и зловредном его намерении попротивиться»[11].

Во дворянстве «заслуги и выслуги» стали более почтенны, чем «роды», а процветающие в нем обман, лесть, фаворитизм порождались деспотизмом и укрепляли его: «Разрушенное местничество (вредное впрочем службе и государству) и не замененной никаким правом знатным родам, истребило мысли благородной гордости во дворянах, ибо стали не роды почтенны, но чины и заслуги и выслуги; и тако каждый стал добиваться чинов, а не всякому удастса прямые услуги учинить, то, за недостатком заслуг, стали стараться выслуживаться, всякими образами льстя и угождая государю и вельможам; а при Петре Великом введенная регулярная служба, в которую вместе с холопями их писали на одной степени их господ в солдаты, и сии первые по выслугам, пристойным их роду людям, доходя до офицерских чинов, учинялиса начальниками господам своим и бивали их палками»[12].

Автор противопоставлял всему этому идиллическую картину обычаев и нравов допетровской Руси: «Тесная связь между родов обуздывала страсти юношей, которые, не токмо быв воспитываемы в совершенном почтении и беспрекословном повиновении к их родителям, обязаны были почитать всех старших своего рода, и в них обретали строгих надзирателей своих поступков, так как защитников во всяком случае»[13].

Он описывал,  как жили в допетровское время на русской земле цари и их приближенные: «Не токмо подданные, но и самые государи наши жизнь вели весьма простую, дворцы их были не обширны, яко свидетельствуют оставшийся древний здания… Самые дворцы сии больших украшений не имели, ибо стены были голые, и скамьи стояли покрыты кармазинным сукном… Кроватей с занавесами не знали, но спали без занавесок… Стол государев соответствовал сей простоте…, тогда государи кушивали на олове… Кушанье их сходственно с тем же было, хотя блюда были многочисленны, но, они все состояли из простых вещей… Корет же не токмо не знали, но и воображения о них не имели… Одежды царския…  были великолепны. В торжественных их одеяниях злато, жемчуг и каменье повсюдова блистали; но обыкновенные одежды, в коих более наблюдали спокойствие, нежели великолепие, были просты»[14].

Питая глубокое уважение к своим государям,  знатные люди на Руси не стремились вести более роскошную жизнь, чем вели их правители. Щербатов М.М. писал об этом так: «Бояре и прочие чиновники по мере их состояния подобную же жизнь вели, стараяса притом, из почтения к царскому сану, никогда и к простому сему великолепию не приближаться. А более всего сохраняло от сластолюбия, что ниже имели понятия о перемене мод, но, что деды нашивали, то и внучаты, не почитаясь староманерными, носили и употребляли»[15].

Благодаря такому простому образу жизни  у людей в то время была возможность жить на свои доходы. В этом Щербатов видел большое благо: «Таковые обычаи чинили, что почти всякой по состоянию своему без нужды мог своими доходами проживать и иметь все нужное»[16].

Князь Щербатов в своем сочинении «О повреждении нравов в России» подчеркивал роль «честных мужей» из среды родовитого дворянства:  «Самые самовластнейшие государи принуждены иногда бывают последовать умоначертанию своего народа, так наши государи и последовали утверждать сии обычаи, не токмо снисходя на прозьбы благородных, но также производя предпочтительно пред другими из знатнейших родов, и мы находим, в роде князей Репниных, что многия из столников, миновав чин околничего, прямо в бояре были жалованы. Преимущество сие, часто и младым людям учиненное, могло бы подать причину подумать, что оное обращалось в обиду другим, но сего не было, ибо не по одним чинам тогда благородных почитали, но и по рождениям их, и тако чины давали токмо должности, а рождение приобретало почтение. В возмездие за такое снисхождение государей получали они, что находили в благородных верных, усердных и твердых слуг»[17].

Щербатов М.М. критиковал массовые злоупотребления, допускаемые властями –  взяточничество, казнокрадство, угодничество: «Грубость нравов уменьшилась, но оставленное ею место лестию и самством наполнилось. Оттуда произошло раболепство, презрение истины, обольщение государя и прочия злы, которые днесь при дворе царствуют, и которые в домах вельможей вогнездились…»[18]. Он подробно описал роскошь, фаворитизм и  произвол, царившие при русском дворе: «Тако сластолюбие повсюду вкоренялось, к разорению домов и к повреждению нравов… Неправосудие чинилось с наглостию, законы стали презираться, и мздоимствы стали явные»[19].  Двору должны были следовать и дворяне, и в  этом князь  видел  причину  разорения  многих  дворянских  родов.

Отсюда Щербатов М.М. приходит к важному заключению: чем больше ослабевает нравственность народа, тем сильней становится деспотизм власти. Правительство вынуждено принимать меры для «спокойствия» страны, а это невозможно без «строгостей» и насилия. Причем, по мнению Щербатова, не жаловавшего правления Екатерины II, «женский пол обыкновенно более склонен к роскошам, нежели мужской»[20]. Но здесь начинает действовать и обратное правило: рост деспотизма вызывает еще большее «расстройство» государства. За примерами ходить Щербатову не приходилось: достаточно было пугачевского бунта.

Язвительная и не всегда справедливая критика Щербатовым в работе «О повреждении нравов в России» практически всех царей и цариц, правивших Россией в XVIII столетии, — это критика аристократа-консерватора, вздыхающего о «золотой» старине и с печалью наблюдающего за падением нравов. Однако это не просто брюзжание старика, но замечания человека умного, тонкого, наблюдательного и, главное, хорошо знакомого с историей. Щербатов не мог не преклоняться перед Петром I, преобразования которого он в целом считал верными, но ему не могли нравиться способы, какими они осуществлялись.

Серьезный критик российского прогресса М. М. Щербатов полушутя, полусерьезно исчисляет в 1770-х годах, «во сколько бы лет при благополучнейших обстоятельствах могла Россия сама собою, без самовластия Петра Великого, дойти до того состояния, в каком она ныне есть в рассуждении просвещения и славы»[21], и выходило, что вместо сорока петровских лет понадобилось бы двести десять лет и страна лишь в 1892 году достигла бы петровских результатов, если б не помешали внешние обстоятельства.

Щербатов, хотя и вздыхавший о прежней, «неразвращенной», допетровской старине, но видевший, что даже эти критические мысли – один из «плодов просвещения». «Могу ли, – восклицает он, – данное мне им (Петром I) просвещение, яко некоторый изменник похищенное оружие, противу давшего мне во вред обратить?»[22]

В конце своего произведения князь Щербатов делает вывод, что только появление на российском престоле образованного, трудолюбивого, добродетельного монарха может спасти страну от дальнейшего упадка нравственности: «Такими степенями достигла Россия до разрушения всех добрых нравов, о каковом при самым начале я помянул. Плачевное состояние, о коем токмо должно просить бога, чтоб лутчим царствованием сие зло истреблено было. А до сего дойтить инако не можно, как тогда, когда мы будем иметь государя, искренно привязанного к закону божию, строгого наблюдателя правосудия, начавших с себя, умеренного в пышности царского престола, награждающего добродетель и ненавидещего пороки, показующего пример трудолюбия и снисхождения на советы умных людей, тверда в предприятиях но без упрямства, мягкосерда и постоянна в дружбе, показующего пример собою своим домашним согласием с своей супругою и гонящего любострастии — щедра без расточимости для своих подданных и искавшего награждать добродетели, качествы и заслуги без всякого пристрастия, умеющего разделить труды, что принадлежит каким учрежденным правительствам, и что государю на себя взять, и наконец, могущего иметь довольно великодушия и любви к отечеству, чтобы составить и предать основательные права государству, и довольно тверда, чтобы их исполнять»[23].

Мировоззрение Щербатова противоречиво и в известной мере эклектично. В своих философско-исторических и общественно-политических взглядах он выявляет себя как представителя консервативной оппозиции идеологии «просвещённого абсолютизма». В то же время его философские воззрения, несмотря на их общую религиозно-идеалистическую ориентацию, содержит немало идей, почёрпнутых главным образом из западноевропейской просветительской мысли.

Идеи М.М. Щербатова представляют собой противоречие, которое характерно для многих русских аристократов XVIII века. Однако, они ценны тем, что являются ярким примером критики тех «обезьяннических» нравов, которые были взяты у Запада. Щербатов и сам был болен многими из этих пороков. Будучи масоном (а тогда масонство многие аристократы рассматривали как игру и развлечение), он в конце жизни разочаровывается в этих идеях. Просветитель и масон Щербатов вдруг начинает жестко критиковать демократию, свободу, равенство, братство, западнизацию России и призывает вернуться к старым традициям допетровской Руси. По сути дела, М.М. Щербатов в своём сочинении «О повреждении нравов в России» обличал не только императриц Елизавету Петровну и Екатерину II, а также все общество, двор и знать, но и свои собственные западнические и масонские идеи и заблуждения.

 

Использованная литература:

1. Артемьева Т. В.  Михаил Щербатов. — СПб: Изд-во СПбГУ, 1994.
2. Дмитриева И.А., Щербатов Михаил Михайлович // Историки России. Биографии. М., РОССПЭН, 2001.
3. Марасинова Е.Н. Психология элиты российского дворянства последней трети XVIII века (По материалам переписки). — М., 1999 г.
4. Уткина Н.Ф. М.М. Щербатов – идеолог российского дворянства // Русская мысль  в век просвещения. М., 1991.
5. Федосов И.А. Из истории русской общественной мысли XVIII столетия. М.М. Щербатов. М., 1967.
6. Шикман А.П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. Москва, 1997.
7. Щербатов М. М.  О повреждении нравов в России. – Москва-Аугсбург, 2001.
8. Эйдельман Н.Я. Грань веков. Политическая борьба в России. Конец XVIII — начало XIX столетия. — Казань, 2004.

---